Сообщение об успешной отправке!
#интервью
Как переехать в Лондон
и создать проект
оборотом в 3 мл $
Интервью про трудности релокации в Великобританцию, что нужно чтобы получить Global Talent visa, почему инста*рам и публичность сейчас не в приоритете...
– Анастасия, хотелось бы познакомить аудиторию с Вами. Как пролегал Ваш путь в Великобританию? Можете немного поделиться?
– Меня зовут Настя. Я изначально из Москвы. Мне 29 лет. Я училась в МГУ на философском факультете. Закончила его в 2016 году. Параллельно с этим всегда работала: сначала в недвижимости, потом в рекламе, где развивала свой отдел продаж. И параллельно с этим брала академический отпуск, во время которого работала во Всемирном банке на инновационном нефтегазовом проекте по развитию экологичного метода утилизации попутного нефтяного газа (достаточно сложный был проект).
Когда я закончила университет, оказалась на такой развилке: продолжить учиться и идти в магистратуру (я рассматривала тогда МГИМО) или получить более профильное образование. Я решила выбрать второй вариант.
– Меня зовут Настя. Я изначально из Москвы. Мне 29 лет. Я училась в МГУ на философском факультете. Закончила его в 2016 году. Параллельно с этим всегда работала: сначала в недвижимости, потом в рекламе, где развивала свой отдел продаж. И параллельно с этим брала академический отпуск, во время которого работала во Всемирном банке на инновационном нефтегазовом проекте по развитию экологичного метода утилизации попутного нефтяного газа (достаточно сложный был проект).
Когда я закончила университет, оказалась на такой развилке: продолжить учиться и идти в магистратуру (я рассматривала тогда МГИМО) или получить более профильное образование. Я решила выбрать второй вариант.
Самый короткий, интенсивный и полезный для карьеры путь оказался в Великобритании. Он назывался Graduate Diploma in Law. Это вся программа юридического бакалавриата, ужатая в 9 месяцев. То есть, по сути, за 9 месяцев ты получаешь второе высшее образование и после этого встаешь вровень с теми, кто отучился 3,5 года в Лондоне на юрфаке.
Собственно, так я оказалась в Англии. Планировала после этой программы вернуться обратно во Всемирный банк, где меня ждали, но жизнь за границей, в Лондоне, оказалась не сравнимой с Москвой по многим параметрам, даже несмотря на то, что уровень жизни сильно падает после переезда на новое место и ты мало кого знаешь. Но интерес и жажда каких-то изменений, приключений, совершенно новые инфраструктуры меня затянули. Собственно, я с 2016 года здесь.
Собственно, так я оказалась в Англии. Планировала после этой программы вернуться обратно во Всемирный банк, где меня ждали, но жизнь за границей, в Лондоне, оказалась не сравнимой с Москвой по многим параметрам, даже несмотря на то, что уровень жизни сильно падает после переезда на новое место и ты мало кого знаешь. Но интерес и жажда каких-то изменений, приключений, совершенно новые инфраструктуры меня затянули. Собственно, я с 2016 года здесь.
– Анастасия, до того, как мы начали писать интервью, когда я спросил, не в Лиссабоне ли Вы на веб-саммите, Вы ответили, что находитесь сейчас дома. В какой момент Вы начали считать Великобританию своим домом?
– Наверное, в тот момент, когда я перестала возить зимние вещи из Москвы и в Москву. Первое время у меня была очень маленькая квартира. В Лондоне все квартиры относительно небольшие, но та была прямо совсем малютка. Там был только один маленький шкаф, и совершенно не было пространства, для того чтобы поставить вещи еще куда-то.
Поэтому раз в сезон я летала отвозить всякие вещи (лыжные куртки, большую одежду) в Москву, потому что ей просто не хватало места.
И каждый раз, когда я прилетала в Россию на протяжении первых двух лет моей жизни в Лондоне, Москва всё еще ёкала в сердце, потому что это город, в котором я родилась, у меня связано с ним много различных воспоминаний. И только спустя 2 года, прилетая в Лондон, я почувствовала, что я дома. И в какой-то момент домом стал Гатвик, домом стал Хитроу, домом стал вид из окна на мосты и на башни.
Поэтому раз в сезон я летала отвозить всякие вещи (лыжные куртки, большую одежду) в Москву, потому что ей просто не хватало места.
И каждый раз, когда я прилетала в Россию на протяжении первых двух лет моей жизни в Лондоне, Москва всё еще ёкала в сердце, потому что это город, в котором я родилась, у меня связано с ним много различных воспоминаний. И только спустя 2 года, прилетая в Лондон, я почувствовала, что я дома. И в какой-то момент домом стал Гатвик, домом стал Хитроу, домом стал вид из окна на мосты и на башни.
– То есть это связано все-таки в первую очередь с чувствами, а не с какими-то достижениями, которые у Вас появились в Великобритании?– Я думаю, что это совмещено. Потому что первый год в Лондоне был «в розовых очках»: абсолютно ничего не было понятно, всё нравилось, было очень красиво, интересно, университет, новые знакомства. И совсем не было ощущения реальности. То есть первый год у меня был таким большим путешествием в Лондон. А второй год был очень тяжелый. Была сложная учеба, параллельно с этим я работала. Я много раз засыпала на диване, не доходя до кровати, просто от изнеможения. И во второй год у меня как раз появилось это ощущение реальности, понимание того, насколько сложно будет остаться, насколько сложно здесь работать, что, несмотря на моё хорошее знание английского, он всё равно не мой родной язык. И голова сильно перегружалась от количества информации, которую я анализировала на двух языках. Это было порой просто невыносимо. И спустя 1,5-2 года, когда я поняла и выстроила свою стратегию того, как я буду здесь оставаться, какой у меня будет дальше план, стало проще. Появилось ощущение реальности, что Англия действительно может стать местом, в котором я останусь надолго. |
Мне кажется, что совпали эти два момента, и с ощущением спокойствия и безопасности (а для меня безопасность – это очень важная, большая ценность в определении собственного счастья) стало понятно, что Англия может стать домом.
Кстати, да - о бизнесе
– А Вы, уже закончив юридическое направление, пошли в какую-то бизнес-школу. Можете рассказать, что это за бизнес-школа и почему именно она?
– Я пошла в бизнес-школу UCL. Она называется UCL School of Management. Факультете у меня был предпринимательства. UCL – это моя вторая альма-матер. Первая – это МГУ в Москве.
Мне очень близка концепция UCL. Из больших университетов в Англии есть Оксфорд, Кэмбридж, а в городе, я бы сказала, что UCL – один из самых сильных в плане широкой направленности. То есть они учат всему: от humanities до науки, математики и каких-то более прикладных вещей.
Соответственно, я поступала туда, потому что мне очень хотелось. Сам факультет, само направление были очень прикладными. Это формат работы через кейс-стадис, через создание продукта тестирования гипотез, его развитие, то есть очень быстрых пивотов, очень быстрого анализа информации. Это в меньшей степени теоретическая программа и в больше степени практическая.
У меня с 9 класса была любовь к таким программам, потому что я прошла одну из них. Тогда еще при Высшей школе бизнеса был курс «Школа юного менеджера». Я была менеджером очень юным, но там было безумно интересно. К нам приходили вице-президенты, директора Лукойла, агрокультурных компаний, стартапов и рассказывали про свои достижения, про то, как они работают в бизнесе, как принимают решения. И эта программа, по сути, являлась таким мини-MBA, что меня очень притянуло, когда я прочитала, о чем она будет.
Мне очень близка концепция UCL. Из больших университетов в Англии есть Оксфорд, Кэмбридж, а в городе, я бы сказала, что UCL – один из самых сильных в плане широкой направленности. То есть они учат всему: от humanities до науки, математики и каких-то более прикладных вещей.
Соответственно, я поступала туда, потому что мне очень хотелось. Сам факультет, само направление были очень прикладными. Это формат работы через кейс-стадис, через создание продукта тестирования гипотез, его развитие, то есть очень быстрых пивотов, очень быстрого анализа информации. Это в меньшей степени теоретическая программа и в больше степени практическая.
У меня с 9 класса была любовь к таким программам, потому что я прошла одну из них. Тогда еще при Высшей школе бизнеса был курс «Школа юного менеджера». Я была менеджером очень юным, но там было безумно интересно. К нам приходили вице-президенты, директора Лукойла, агрокультурных компаний, стартапов и рассказывали про свои достижения, про то, как они работают в бизнесе, как принимают решения. И эта программа, по сути, являлась таким мини-MBA, что меня очень притянуло, когда я прочитала, о чем она будет.
– При переезде Вам пришлось, по сути, всё начать сначала, потому что здесь у Вас уже была хорошая работа, хорошая зарплата, а там Вы просто были студентом, который должен был как-то нетворкать и искать какие-то новые выходы, идеи, знакомых.
– Это интересная часть. И я даже не могу точно описать, как такие решения принимаются. Я абсолютно точно понимала, что весь мой социальный статус, квартира, машина, работа – всё уходит. Это, по сути, остается на одной чаше весов. А на другой чаше весов находятся возможности. Я человек достаточно авантюрный и рисковый. И если я знаю, что в Москве у меня есть что-то проверенное, но нет и, скорее всего, долгое время уже не будет таких возможностей, которые есть на другой чаше, то для меня это всегда очевидный выбор в пользу возможностей, в пользу неизвестного, в пользу того, чтобы через удивление, через какие-то новые знания попасть на совершенно другой уровень жизни, на другую работу, в другой круг интересов. То есть для меня вся жизни – это развитие, и мне очень нравится совершенствоваться и через карьеру, и через бизнес, и через путешествия, и через переезды в том числе.
<<<…1,5 года у нас не было названия, это были Миша и Настя, которые помогают ребятам.
– Вы именно там, насколько я понимаю, нашли своего партнера?– Мы познакомились, пока учились на юридическом факультете здесь, в Лондоне. Не то чтобы мы кого-то искали – нас судьба связала. – А как тогда появился проект Immigram? Почему именно Immigram? И почему именно тема, связанная с релокацией? – Сейчас расскажу. Это две разные идеи. Я выиграла конкурс в университете с другим проектом. Мне было очень сложно учиться на юридическом факультете, и первое, чем я начала заниматься, – это автоматизация процесса подготовки к экзаменам. Я поняла, что невозможно ничего отыскать среди кучи талмудов и информации, которую нельзя найти по поиску. И мы стали работать над приложением по подготовке к юридическим экзаменам. Собственно, с ним я выиграла конкурс в бизнес-школе и получила свою первую стартап-визу. Проект назывался ONotes. Идея очень хорошая. Это как Duolingo для юридических экзаменов. Но я быстро поняла, что для нее рынок не такой большой. Если это делать только для студентов Великобритании, обучающихся английскому праву, то, к сожалению, стартап большим стать никогда не сможет. |
Параллельно с этим и я, и Миша по 2 года отработали в эмиграционных компаниях. То есть мы, по сути, искали, где и как нам остаться, кто бы проспонсировал наши визы. И так получилось, что и он, и я оказались в юридических фирмах, причем в фирмах-конкурентах. И, собственно, мы оба 2 года смотрели, как происходит работа, что юридические компании делают для того, чтобы помогать своим клиентам, что такое английская эмиграция, как они работают с разными типами виз, особенно с предпринимателями, с IT-специалистами, со всем, что является достаточно новым. После этого Миша отделился от компании (это был Sterling Law) и стал заниматься бизнесом самостоятельно. Это были как раз стартап-визы, о которых я упомянула ранее.
И через какое-то время я к нему присоединилась, потому что у него было очень много идей. Он больше работал в юридическом направлении, а я всегда была в продажах, в маркетинге, в биздеве. И это, собственно, то, что я делала и для Всемирного банка, и здесь для компании Kadmos, в которой я работала. Всегда в биздеве, всегда в развитии, всегда в исследовании рынка.
И мы объединились. Я принесла ему свою пользу в плане того, что для стартап-виз нужно исследование рынка, нужны презентации, нужно понимание того, как упаковывать продукт. И мы стали делать это вместе.
Собственно, тогда еще Immigram не существовал, как и следующий, наверное, год, потому что название мы придумали, когда я была в Америке в 2020 году. То есть 1,5 года у нас не было названия, это были Миша и Настя, которые помогают ребятам.
И мы объединились. Я принесла ему свою пользу в плане того, что для стартап-виз нужно исследование рынка, нужны презентации, нужно понимание того, как упаковывать продукт. И мы стали делать это вместе.
Собственно, тогда еще Immigram не существовал, как и следующий, наверное, год, потому что название мы придумали, когда я была в Америке в 2020 году. То есть 1,5 года у нас не было названия, это были Миша и Настя, которые помогают ребятам.
– У вас, по данным на 2021 год, выручка в компании составила 1,2 миллиона долларов. Это правдивая информация?
– Вполне.
– Как много человек у вас сейчас задействованы в разработке продукта? И если рассматривать в процентном соотношении, то сколько составляют разработчики, а сколько – остальная команда?
– Сейчас у нас продуктовая команда, вместе с проджектами, дизайнерами, разработкой, CTO, я бы сказала, составляет около 14 человек. А остальная часть команды, в районе 100 человек, работает в full-time и part-time. Full-time – это 50 человек в команде. И разработка, автоматизация, маркетинг – всё, что связано с движением вперед, – это большая ее часть.
– А во что сейчас превратился Immigram? С чего он начинался, и во что он превратился? Я правильно понимаю, что сначала это была все-таки история такого ручного управления, ручной обработки каких-то документов и их подачи? Как он превратился в IT-продукт, и из чего он состоит сейчас?
– Сначала это были буквально мы вдвоем, которые своими ошибками, своими идеями помогали ребятам получить визы. А сейчас Immigram – это технологическая платформа, которая внедрила в себя больше 1000 разных автоматизаций, для того чтобы процессить полуавтоматически, я думаю, что с декабря уже и автоматически, визы талантов для Великобритании.
Мы сейчас работает примерно с 1000 клиентов одновременно, что 2 года назад казалось абсолютно невозможным. Нацелены на открытие новых рынков. В этом году это будут для нас Америка, Германия, Нидерланды. Планируем выходить на рынки Китая, Чили и других интересных стран, где IT-специалистам будет комфортно после рецессии.
Мы сейчас работает примерно с 1000 клиентов одновременно, что 2 года назад казалось абсолютно невозможным. Нацелены на открытие новых рынков. В этом году это будут для нас Америка, Германия, Нидерланды. Планируем выходить на рынки Китая, Чили и других интересных стран, где IT-специалистам будет комфортно после рецессии.
– А что делает вашу платформу IT-платформой? Я же понимаю, что 1000 человек – это огромное количество заявок. То есть они все настолько автоматизированно собираются, и только последний шаг, подача, производится вручную, или абсолютно всё это делается автоматизированно?
– Я думаю, чтобы рассказать, что мы автоматизировали, нужно немного рассказать о визе. Global Talent visa – это аналог американской O-1 (Extraordinary Ability), виза для одаренных талантов. Она есть в разных сферах. В Америке она совмещенная для всех. А в Великобритании она есть для разных сфер: для арта, для науки, для технологии. Мы работаем с подразделением именно технологическим, продуктовым. Соответственно, она строится вокруг дерева персоналий. То есть, по сути, сама виза – это расширенная презентация человека и его успехов, которые он прошел, как такое карьерное дерево, подкрепленное разного рода документами, которых у человека до момента обращения к нам не было, потому что он никогда о них не думал.
– Я думаю, чтобы рассказать, что мы автоматизировали, нужно немного рассказать о визе. Global Talent visa – это аналог американской O-1 (Extraordinary Ability), виза для одаренных талантов. Она есть в разных сферах. В Америке она совмещенная для всех. А в Великобритании она есть для разных сфер: для арта, для науки, для технологии. Мы работаем с подразделением именно технологическим, продуктовым. Соответственно, она строится вокруг дерева персоналий. То есть, по сути, сама виза – это расширенная презентация человека и его успехов, которые он прошел, как такое карьерное дерево, подкрепленное разного рода документами, которых у человека до момента обращения к нам не было, потому что он никогда о них не думал.
Это рекомендационные письма с работы, это благодарственные письма, это документы, подтверждающие инновацию, патенты, какие-то дополнительные бонусы и премии, которые человек получал, упакованные в один комплект документов, позволяющий при чтении сделать вывод, что человек – одаренный талант, и он принесет пользу.
Соответственно, что мы сделали? Самое сложное в этом процессе – это понять, проходишь ли ты на визу, то есть такой eligibility check (проверка соответсвия требованиям). Мы на основе более чем 8000 заявок проанализировали профили, наш рейтинг успеха и сделали скоринг, который позволяет определять, проходит человек на визу или не проходит. Это очень сильно упростило обработку воронки в самом начале.
И дальше мы стали автоматизировать процессы внутри. То есть подтягиваем данные из LinkedIn, для того чтобы определить, какие были проекты, скорим проекты, автоматически скорим рефери, в зависимости от введенной информации.
Соответственно, что мы сделали? Самое сложное в этом процессе – это понять, проходишь ли ты на визу, то есть такой eligibility check (проверка соответсвия требованиям). Мы на основе более чем 8000 заявок проанализировали профили, наш рейтинг успеха и сделали скоринг, который позволяет определять, проходит человек на визу или не проходит. Это очень сильно упростило обработку воронки в самом начале.
И дальше мы стали автоматизировать процессы внутри. То есть подтягиваем данные из LinkedIn, для того чтобы определить, какие были проекты, скорим проекты, автоматически скорим рефери, в зависимости от введенной информации.
immigram
И, по сути, таким образом платформа проводит человека по пути, указывая ему, где он заполнил что-то, что нам подходит для визы. То есть это, по сути, такие индикаторы правильности заполнения информации.
Сейчас мы работаем в сторону автоматической генерации текстов и автозаполнения всей информации таким образом, чтобы человеку не нужно было повторно вводить данные, письма будут генерироваться автоматически.
А через 3 года мы планируем вырасти в своего рода миграционные Госуслуги, когда человек, один раз пройдя визовый путь с нами, может использовать все те же свои данные для любых новых заявок, будь то страховки или банки. Мы сейчас работаем с одним банком, который позволяет открыть через нас банковский счет, и хотим, чтобы таких финансовых организаций было много, чтобы, когда люди приезжают в новое место, они не так сильно теряли свой социальный статус, доступ к услугам и уровень комфорта, как это происходит сейчас.
Сейчас мы работаем в сторону автоматической генерации текстов и автозаполнения всей информации таким образом, чтобы человеку не нужно было повторно вводить данные, письма будут генерироваться автоматически.
А через 3 года мы планируем вырасти в своего рода миграционные Госуслуги, когда человек, один раз пройдя визовый путь с нами, может использовать все те же свои данные для любых новых заявок, будь то страховки или банки. Мы сейчас работаем с одним банком, который позволяет открыть через нас банковский счет, и хотим, чтобы таких финансовых организаций было много, чтобы, когда люди приезжают в новое место, они не так сильно теряли свой социальный статус, доступ к услугам и уровень комфорта, как это происходит сейчас.
– Почему вы считаете, что IT-специалистам будет лучше в Великобритании, а не в России? Потому что вы всё равно несете миссию, скажем так, вывоза очень важной составляющей из РФ в другие страны. Или вы так не считаете?
– Я так не считаю. Наша миссия не в вывозе ребят и не в содействии отъезда из России. Она намного шире. Наша миссия про доступ к возможностям для людей, которые родились в странах с не таким удачливым паспортом, как английский, как американский, как австралийский, как европейский.
Мы работаем сейчас более чем с 8 рынками. То есть для нас Россия, Украина, Беларусь, Казахстан – это один из рынков. И также мы работаем с Индией, Нигерией, Бразилией, Аргентиной. Мы помогаем ребятам из Америки переезжать в Великобританию. То есть мы работаем не «откуда», а, скорее, «куда».
Для меня Англия стала домом, в котором огромное количество возможностей, в котором мои идеи воспринимаются, в котором я могу пойти куда угодно работать после получения визы, стартовать бизнес, и у этого бизнеса есть спрос.
Если к нам обращаются, мы никогда не продаем Великобританию. Когда к нам приходят и спрашивают: «А почему мне нужно ехать сюда?», мы отвечаем, что, если вы не знаете, зачем вам это, значит, вам это не нужно. Потому что в Англии дорого, в Англии сложно, в Англии нужно много работать.
Быть эмигрантом в другой стране – это всегда означает стараться в 10 раз сильнее, чем это делают местные, просто потому что нужно постоянно доказывать, вливаться в общество. Это очень непростой путь.
Мы скорее про то, чтобы предоставить возможности и решения для тех, кто хочет попробовать себя на очень развитом, очень конкурентном рынке, которым сейчас является для нас Великобритания.
Мы работаем сейчас более чем с 8 рынками. То есть для нас Россия, Украина, Беларусь, Казахстан – это один из рынков. И также мы работаем с Индией, Нигерией, Бразилией, Аргентиной. Мы помогаем ребятам из Америки переезжать в Великобританию. То есть мы работаем не «откуда», а, скорее, «куда».
Для меня Англия стала домом, в котором огромное количество возможностей, в котором мои идеи воспринимаются, в котором я могу пойти куда угодно работать после получения визы, стартовать бизнес, и у этого бизнеса есть спрос.
Если к нам обращаются, мы никогда не продаем Великобританию. Когда к нам приходят и спрашивают: «А почему мне нужно ехать сюда?», мы отвечаем, что, если вы не знаете, зачем вам это, значит, вам это не нужно. Потому что в Англии дорого, в Англии сложно, в Англии нужно много работать.
Быть эмигрантом в другой стране – это всегда означает стараться в 10 раз сильнее, чем это делают местные, просто потому что нужно постоянно доказывать, вливаться в общество. Это очень непростой путь.
Мы скорее про то, чтобы предоставить возможности и решения для тех, кто хочет попробовать себя на очень развитом, очень конкурентном рынке, которым сейчас является для нас Великобритания.
– Могу ли я сейчас на правах ведущего получить рекомендацию от Вас как от человека, который уже долго занимается этими вопросами? Чтобы людям было понятно, насколько я могу со своими навыками получить эту Global Talent visa. Я всегда думал, что это не для меня, потому что я же не IT-специалист, не программист. Но при этом мы скоро запускаем, например, большую платформу.
Я сооснователь проекта «ТыНеОдна» – это сеть взаимопомощи женщин. И мы долгое время разрабатывали платформу, где специалисты (психологи, юристы) будут оказывать онлайн консультации нашим пострадавшим, которые столкнулись с домашним насилием. И это будет полноценная платформа, где есть видеозвонки, чаты, личные кабинеты.
Но я не являюсь разработчиком. Я выступаю продюсером, сооснователем этого проекта вместе с Сашей Митрошиной и Аленой Поповой. Могу ли я претендовать, например, по этому направлению на Global Talent visa?
Еще у меня есть проект Louder UP. Это образовательный проект. Там у нас предприниматели, фаундеры каких-то проектов по всему миру читают лекции. Насколько этот опыт релевантен он для получения Global Talent visa?
Я сооснователь проекта «ТыНеОдна» – это сеть взаимопомощи женщин. И мы долгое время разрабатывали платформу, где специалисты (психологи, юристы) будут оказывать онлайн консультации нашим пострадавшим, которые столкнулись с домашним насилием. И это будет полноценная платформа, где есть видеозвонки, чаты, личные кабинеты.
Но я не являюсь разработчиком. Я выступаю продюсером, сооснователем этого проекта вместе с Сашей Митрошиной и Аленой Поповой. Могу ли я претендовать, например, по этому направлению на Global Talent visa?
Еще у меня есть проект Louder UP. Это образовательный проект. Там у нас предприниматели, фаундеры каких-то проектов по всему миру читают лекции. Насколько этот опыт релевантен он для получения Global Talent visa?
– Для Global Talent есть 2 основных критерия, на которые нужно смотреть, чтобы сделать ассессмент и оценить свои шансы на получение визы – это Innovatione и Recognition. При этом не обязательно быть разработчиком, продакт-менеджером и писать сам код, но важно иметь лидирующее участие инновационном проекте.
Что считается инновационным проектом? В большом количестве случаев таким проектом считается то, чего прежде не было, новые технологии, финансовые успехи для этих новых технологий. То есть проект может быть совершенно разным. Главное, чтобы он был новым, чтобы технологии, которые используются, были уникальными. Поэтому как один из дополнительных пунктов мы очень любим прикладывать патенты, если они есть.
И, соответственно, должен быть Recognition – это внешнее доказательство статуса, профессиональных успехов и карьеры аппликанта, которые подтверждаются через публичные выступление, менторство, судейство и какие-то награды, которые человек получает на своем пути. Здесь, не посмотрев проект детально, можно дать только такое дилетантское мнение, которое может увести абсолютно не в ту сторону.
Что считается инновационным проектом? В большом количестве случаев таким проектом считается то, чего прежде не было, новые технологии, финансовые успехи для этих новых технологий. То есть проект может быть совершенно разным. Главное, чтобы он был новым, чтобы технологии, которые используются, были уникальными. Поэтому как один из дополнительных пунктов мы очень любим прикладывать патенты, если они есть.
И, соответственно, должен быть Recognition – это внешнее доказательство статуса, профессиональных успехов и карьеры аппликанта, которые подтверждаются через публичные выступление, менторство, судейство и какие-то награды, которые человек получает на своем пути. Здесь, не посмотрев проект детально, можно дать только такое дилетантское мнение, которое может увести абсолютно не в ту сторону.
Но главное – это смотреть, чтобы проект был инновационным, чтобы фаундер или сооснователь был до этого тоже в технологической сфере. Здесь очень важно, чтобы это был не консалтинг. К сожалению, консалтинг вообще не проходит на Global Talent visa. Нужны именно продуктовые достижения, которые подкрепляются цифрами. Цифрами могут выступать количество пользователей, виральность, обороты, какие-то финансовые показатели в плане привлечения инвестиций. Соответственно, это сравнивается по рынку.
|
– Анастасия, мне тоже 29 лет, поэтому можем ли мы перейти на «ты»?
– Конечно.
– Я посмотрел твои социальные сети (фотографии, публикации) и сейчас немного в диссонансе нахожусь, потому что передо мной сидит совершенно другой, очень светлый, открытый и позитивный человек. Я не знаю почему, но твой образ в социальных медиа не передает это ощущение.
Это предвосхищает мой следующий вопрос: делаешь ли ты что-то для того, чтобы заниматься своим пиаром, позиционированием?
Почему-то у меня возникает ассоциация с Мариной Могилко. Мне кажется, у тебя похожий путь. Она уехала в Штаты, в Силиконовую долину, и там создает большой проект по английскому языку LinguaTrip. А ты работаешь над большим проектом в юридической сфере.
И почему я говорю про публичность – потому что у тебя 19000 подписчиков в Инстаграме. Занимаешься ли ты специально этим и формируешь ли какой-то образ у своей аудитории, у подписчиков?
Это предвосхищает мой следующий вопрос: делаешь ли ты что-то для того, чтобы заниматься своим пиаром, позиционированием?
Почему-то у меня возникает ассоциация с Мариной Могилко. Мне кажется, у тебя похожий путь. Она уехала в Штаты, в Силиконовую долину, и там создает большой проект по английскому языку LinguaTrip. А ты работаешь над большим проектом в юридической сфере.
И почему я говорю про публичность – потому что у тебя 19000 подписчиков в Инстаграме. Занимаешься ли ты специально этим и формируешь ли какой-то образ у своей аудитории, у подписчиков?
– Я хочу сначала спросить, какой образ ты увидел в социальных сетях, который расходится с тем, что ты наблюдаешь сейчас?
– Мне показалось, что ты серьезная девушка, с которой так просто не поговоришь. Был бы я на веб-саммите, вряд ли подошел бы. Я говорю и про коммуникации, и про нетворкинг – я бы задумался, а стоит ли. Может быть, это связано с тем, что у нас в итоге не состоялось интервью, когда я просил тебя его дать. Но ощущение возникло, что ты слишком серьезная. А сейчас передо мной сидит такая приятельница.
– Я бы сказала, что обе эти личности являются частью меня. Я по натуре своей интроверт, и мне достаточно сложно общаться с людьми. А я это делаю как минимум 10 часов в день. К примеру, вчера у меня звонки начались в 8:00 по Лондону, а закончились в 10:30. Это очень много, почти 13 часов. И если у меня есть выбор, то я предпочту провести время в одиночестве, посидеть, почитать. Долгое время эта моя особенность – интровертность – воспринималась как высокомерие, может быть, в силу внешности.
Поэтому я бы не сказала, что в социальных сетях у меня есть какая-то определенная миссия позиционирования. Но в любом случае, работая в нашей сфере, важно показывать профессиональную часть. И в тот момент, когда я начала это делать, я увидела, насколько это отзывается и насколько сильно у нас начал расти бизнес. Потому что первые клиенты как раз шли через социальные сети. Я активно ими занималась на протяжении полутора лет. Это был как раз 2020 и начало 2021 года, до формирования маркетингового отдела в нашей компании. Практически все лиды, которые шли из социальных сетей, были из моего Инстаграма.
Поэтому я бы не сказала, что в социальных сетях у меня есть какая-то определенная миссия позиционирования. Но в любом случае, работая в нашей сфере, важно показывать профессиональную часть. И в тот момент, когда я начала это делать, я увидела, насколько это отзывается и насколько сильно у нас начал расти бизнес. Потому что первые клиенты как раз шли через социальные сети. Я активно ими занималась на протяжении полутора лет. Это был как раз 2020 и начало 2021 года, до формирования маркетингового отдела в нашей компании. Практически все лиды, которые шли из социальных сетей, были из моего Инстаграма.
– Потом это поменялось, и тебе уже не захотелось вести Инстаграм активно, как ты делала это раньше?
– Мне иногда хочется, но, к сожалению, с учетом моего графика и расписания, которое последние, наверное, 1,5 года выглядит очень сложно, не хватает сил.
Инстаграм, ТикТок, любые социальные сети не приемлют нечестности. Если ты выходишь в сторис с какими-то формальными фразами, никто это не купит, никто не поверит. И это очень большое вложение творческой энергии, для того чтобы писать, создавать, придумывать.
Я, когда вела Инстаграм, писала абсолютно все тексты, сама придумывала, как и о чем рассказать. Идеи, конкурсы – всё это исходило от меня. Я думаю, что именно поэтому у меня Инстаграм достаточно быстро вырос до вот этих 20000. Их было двадцать, но за последний год 500 человек отписалось.
Сейчас я эту энергию направляю в бизнес. Он растет очень сильно, у нас много людей, много новых проектов, мы стартуем новые рынки. Иногда очень хочется о чем-то рассказать, просто сфотографировать чашку кофе, поделиться мыслями, но не хватает времени. Вчера, например, у меня было за всё время звонков только 30 минут перерыва, в который нужно было и в туалет сходить, и поспать, и поесть.
Инстаграм, ТикТок, любые социальные сети не приемлют нечестности. Если ты выходишь в сторис с какими-то формальными фразами, никто это не купит, никто не поверит. И это очень большое вложение творческой энергии, для того чтобы писать, создавать, придумывать.
Я, когда вела Инстаграм, писала абсолютно все тексты, сама придумывала, как и о чем рассказать. Идеи, конкурсы – всё это исходило от меня. Я думаю, что именно поэтому у меня Инстаграм достаточно быстро вырос до вот этих 20000. Их было двадцать, но за последний год 500 человек отписалось.
Сейчас я эту энергию направляю в бизнес. Он растет очень сильно, у нас много людей, много новых проектов, мы стартуем новые рынки. Иногда очень хочется о чем-то рассказать, просто сфотографировать чашку кофе, поделиться мыслями, но не хватает времени. Вчера, например, у меня было за всё время звонков только 30 минут перерыва, в который нужно было и в туалет сходить, и поспать, и поесть.
– Пока бизнес находится на том этапе, когда высвободить часть времени и делегировать какие-то функции невозможно, для того чтобы, может быть, тем самым масштабировать за счет Инстаграма и за счет твоей харизмы твой же бизнес?
– Конечно возможно. У меня есть время, просто я выбираю использовать его для развития других стримов, для развития новых проектов.
К примеру, на следующей неделе я питчу на одной из самых больших стартап конференций – Slush, которая будет проходить в Хельсинки. На этой неделе я готовлюсь к выступлению. Нас сначала отобрали из нескольких тысяч в ТОП-100 стартапов, которые прошли на конкурс. Недавно я узнала, что мы попали в ТОП-20, которые питчат на сцене для пяти самых крутых венчурных фондов в Хельсинки. И для меня это больший рычаг пользы, которую я могу принести компании, нежели социальные сети.
Я считаю, что то, что я могла сделать для Immigram в самом начале в плане развития персонального бренда и через него роста компании, я сделала хорошо. И сейчас моя главная задача – помогать проекту расти, нанимать людей, быть в продукте, быть в биздеве, но уже не от первого лица, а помогая и поддерживая, нежели ставя себя вперед. Потому что сейчас Immigram стал намного больше, чем я и Миша. И мы очень хотим, чтобы так продолжалось, чтобы знали не нас, а компанию, бренд. Это лучшее подтверждение того, что мы делаем всё правильно.
К примеру, на следующей неделе я питчу на одной из самых больших стартап конференций – Slush, которая будет проходить в Хельсинки. На этой неделе я готовлюсь к выступлению. Нас сначала отобрали из нескольких тысяч в ТОП-100 стартапов, которые прошли на конкурс. Недавно я узнала, что мы попали в ТОП-20, которые питчат на сцене для пяти самых крутых венчурных фондов в Хельсинки. И для меня это больший рычаг пользы, которую я могу принести компании, нежели социальные сети.
Я считаю, что то, что я могла сделать для Immigram в самом начале в плане развития персонального бренда и через него роста компании, я сделала хорошо. И сейчас моя главная задача – помогать проекту расти, нанимать людей, быть в продукте, быть в биздеве, но уже не от первого лица, а помогая и поддерживая, нежели ставя себя вперед. Потому что сейчас Immigram стал намного больше, чем я и Миша. И мы очень хотим, чтобы так продолжалось, чтобы знали не нас, а компанию, бренд. Это лучшее подтверждение того, что мы делаем всё правильно.
– Не хотелось ли тебе, наоборот, привязать себя к компании, как это сделал Тиньков? Мы сейчас видим этот большой скандал, который разразился, когда Тиньков начал пытаться отозвать нейминг у банка, хотя юридически он принадлежит банку. Не казалось ли тебе, что этот путь сейчас, с появлением инфобизнеса и развитием социальных сетей, стал круче? Вот мне с точки зрения брендинга он всегда нравится. Ты говоришь, что хочешь строить отдельный бренд, который будет жить дальше даже без тебя. Но ведь ты все ресурсы вкладываешь туда, и если в дальнейшем ты его продаешь, то, вкладывая сейчас в себя и через себя продавая, ты могла бы дальше использовать всё, во что вкладывалась. Вот сейчас что бы ни создал Тиньков, оно будет иметь вес, инвестиции и т.д.
– Я с тобой согласна, что фаундера должны знать. И нас знают. Мы приходим на закрытые ивенты (даже вот сейчас на веб-саммите) – нас там знают, приходим в Techstarsю – нас там знают, я прихожу к SoftBank – меня там знают.
Просто это происходит за счет других инструментов. Социальные сети – это очень хорошо, но, к примеру, статья в Tech Ranch для меня значит намного больше. Когда у меня берет интервью The New York Times, для меня это значит намного больше. Когда я питчу на сцене Slush, для меня это значит намного больше. Это совершенно другого уровня пиар и промоушен.
Я абсолютно уверена, что для того, чтобы постоянно вести социальные сети, нужно быть очень погруженным в это, необходимо принять осознанное решение поставить себя на какое-то время чуть выше, чем компанию. И это мне кажется проигрышным путем для построения бизнеса. Я не знаю ни одного фаундера компании, оцененной больше чем в 500 миллионов, который ведет социальные сети очень активно.
Просто это происходит за счет других инструментов. Социальные сети – это очень хорошо, но, к примеру, статья в Tech Ranch для меня значит намного больше. Когда у меня берет интервью The New York Times, для меня это значит намного больше. Когда я питчу на сцене Slush, для меня это значит намного больше. Это совершенно другого уровня пиар и промоушен.
Я абсолютно уверена, что для того, чтобы постоянно вести социальные сети, нужно быть очень погруженным в это, необходимо принять осознанное решение поставить себя на какое-то время чуть выше, чем компанию. И это мне кажется проигрышным путем для построения бизнеса. Я не знаю ни одного фаундера компании, оцененной больше чем в 500 миллионов, который ведет социальные сети очень активно.
– Скажи, вот ты отучилась в бизнес-школе и в ВУЗе в Великобритании. Что самое важное в процессе обучения? Потому что я считаю, что в России есть некоторые сложности и проблемы с обучением. И сейчас, например, многие страны будут закрыты для российских студентов. Что самое главное было для тебя в процессе обучения? Что бы ты могла посоветовать?
– Если мы возьмем бизнес-школу, то лучший совет и лучший практический навык, который я там получила, – это не бояться проигрывать, быстро тестировать гипотезы и идеи.
И как раз одним из ключевых навыков, идей, которые нам заносили, даже пропагандировали, я бы так сказала, в рамках этого обучения, было отделить себя от бизнеса. Потому что сейчас мы говорим, по сути, про эго фаундера. И оно должно быть четко отделено от цели компании. То есть оно должно работать на цели компании, но никогда не вставать в разрез с траекторией развития.
Что я имею в виду?
– Если мы возьмем бизнес-школу, то лучший совет и лучший практический навык, который я там получила, – это не бояться проигрывать, быстро тестировать гипотезы и идеи.
И как раз одним из ключевых навыков, идей, которые нам заносили, даже пропагандировали, я бы так сказала, в рамках этого обучения, было отделить себя от бизнеса. Потому что сейчас мы говорим, по сути, про эго фаундера. И оно должно быть четко отделено от цели компании. То есть оно должно работать на цели компании, но никогда не вставать в разрез с траекторией развития.
Что я имею в виду?
К примеру, когда мы нашей exect командой из 5 человек в процессе развития бизнеса решаем какие-то вопросы на менеджмент-борде, часто ни мои, ни Мишины предложения и идеи не принимаются. И в этом заключается один из самых важных уроков, которые я вынесла и из бизнес-школы, и из чтения книг.
Я сейчас читаю (и мне очень нравится) книгу про построение Amazon, называется Amazon Working Backwards. Основной принцип там заключается в том, что выигрывает самая крутая идея, и не важно, от кого она идет и кто ее принес. Какая идея круче, какая лучше ложится на развитие бизнеса, та и принимается.
И для меня это был тяжелый урок, который пришлось выучить в бою. То, как компания будет развиваться, в первую очередь зависит от того, что покупают люди, что нужно клиенту, за что клиент готов платить. И это абсолютно не всегда то, что фаундеры хотят строить.
Я сейчас читаю (и мне очень нравится) книгу про построение Amazon, называется Amazon Working Backwards. Основной принцип там заключается в том, что выигрывает самая крутая идея, и не важно, от кого она идет и кто ее принес. Какая идея круче, какая лучше ложится на развитие бизнеса, та и принимается.
И для меня это был тяжелый урок, который пришлось выучить в бою. То, как компания будет развиваться, в первую очередь зависит от того, что покупают люди, что нужно клиенту, за что клиент готов платить. И это абсолютно не всегда то, что фаундеры хотят строить.
– Но надо же почувствовать, честно для самого себя понять, что это не моя идея сейчас лучше, а та, которую предлагает сотрудник ниже меня рангом. Как это сделать? Потому что очевидно, что нужно любить свои идеи, свои предложения. И наверняка вас учили их отстаивать, доказывать и т.д.
– Мне кажется, что я родилась с умением отстаивать и доказывать свои идеи. У меня, наоборот, были проблемы с тем, чтобы научиться слушать других. Что мне помогло – это понять, что я хочу построить, и принять тот факт, что мы с Мишей вдвоем это сделать никак не можем. Если мы будем вдвоем 10 лет работать, мы всё равно это не построим – нам нужна команда. Чтобы команда хотела работать, они должны трудиться на глобальную миссию компании и на свои идеи.
Сейчас, когда команда растет очень быстро, я вижу, насколько важно оценивать вклад каждого, слушать, и понимаю, что задавать вопросы намного полезнее, чем утрамбовывать какие-то свои мысли. Я думаю, мы с Мишей это выучили в поле, когда поняли, что, если мы просто пушим свои идеи и они не лучшие для бизнеса, в итоге все равно мы приходим к чему-то другому.
И сейчас у нас в компании одна из основных ценностей – это прозрачность, которую мы заводим с самого начала. Не важно, кто человек, на какую позицию он к нам пришел, от копирайтера до head of marketing, head of legal, head of finance, вне зависимости от того, где человек находится, его идеи будут слушать. Главное – их аргументировать. И если кто-то не прав, то у нас открытая структура – можно пойти и напрямую сказать об этом. Главное – не делать это на большой встрече. У нас часто ребята приходят и напрямую говорят: «Я думаю, что здесь нужно сделать иначе и вот почему…». И мы к этому сейчас очень спокойно относимся, потому что для меня как для фаундера главная задача заключается в том, чтобы компания росла и людям, которые в ней работают, было хорошо.
Сейчас, когда команда растет очень быстро, я вижу, насколько важно оценивать вклад каждого, слушать, и понимаю, что задавать вопросы намного полезнее, чем утрамбовывать какие-то свои мысли. Я думаю, мы с Мишей это выучили в поле, когда поняли, что, если мы просто пушим свои идеи и они не лучшие для бизнеса, в итоге все равно мы приходим к чему-то другому.
И сейчас у нас в компании одна из основных ценностей – это прозрачность, которую мы заводим с самого начала. Не важно, кто человек, на какую позицию он к нам пришел, от копирайтера до head of marketing, head of legal, head of finance, вне зависимости от того, где человек находится, его идеи будут слушать. Главное – их аргументировать. И если кто-то не прав, то у нас открытая структура – можно пойти и напрямую сказать об этом. Главное – не делать это на большой встрече. У нас часто ребята приходят и напрямую говорят: «Я думаю, что здесь нужно сделать иначе и вот почему…». И мы к этому сейчас очень спокойно относимся, потому что для меня как для фаундера главная задача заключается в том, чтобы компания росла и людям, которые в ней работают, было хорошо.
– А у вас сейчас компания в оффлайне или всё рассредоточено онлайн?
– Изначально, так как у нас старт, разгар бизнеса пришелся на COVID, у нас была распределенная команда. Это было просто: я в одном городе, Миша в другом, Никита и Вероника в третьем и в четвертом.
Сейчас команда тоже полностью распределенная. Когда началась война, мы вывезли ребят в Армению, в Грузию. Кто-то находится в Германии, кто-то – с нами в Лондоне, кто-то – на Кипре, кто-то – в Хорватии, кто-то – в Венгрии. То есть компания полностью распределена. Единственное, где у нас есть хабы, можно сказать, это Грузия и Армения, где ребята встречаются и работают оффлайн. В Лондоне мы тоже так делаем. Здесь со мной сейчас 4 человека.
Сейчас команда тоже полностью распределенная. Когда началась война, мы вывезли ребят в Армению, в Грузию. Кто-то находится в Германии, кто-то – с нами в Лондоне, кто-то – на Кипре, кто-то – в Хорватии, кто-то – в Венгрии. То есть компания полностью распределена. Единственное, где у нас есть хабы, можно сказать, это Грузия и Армения, где ребята встречаются и работают оффлайн. В Лондоне мы тоже так делаем. Здесь со мной сейчас 4 человека.
– А как сложно всё время быть вдали от своей команды? Может быть, вы интегрируете какой-то тимбилдинг? Есть какие-то такие вещи? Ты же читаешь про Amazon, всё знаешь про Google, и там это является одним из важных моментов: чтобы был офис, какой-то коллектив, тимбилдинг, были эти потрясающие стены и инфраструктура. Как вы это переносите в онлайн?
– Нам не с чем сравнить. У нас никогда не было офиса оффлайн. Я бы очень хотела красивое помещение, с пинг-понгом, чтобы можно было там тусить, организовывать мероприятия, чтобы все туда ходили. К сожалению, пока что нам не с чем сравнить, потому что мы выросли на зум коллах, на коммуникации. У нас 100500 разных чатов, организованный формат звонков, подготовки к ним, чтобы это было продуктивно. В какой-то момент у нас была проблема с тем, что звонков стало слишком много. Мы внедрили как раз амазоновскую структуру: для того чтобы поставить звонок, нужно сначала подготовиться, прислать письменный документ, о чем это будет, чтобы всё прошло продуктивно.
А также я летаю к команде. В тот момент, когда они были в Москве, я посещала их неделю в месяц или 2 недели в 2 месяца. Сейчас я стараюсь раз в 2-3 месяца летать к ребятам или в Ереван, или в Тбилиси. Мы организовывали executive offsite (исполнительный выезд) на 13 человек, на нашу команду, вместе провели в Турции неделю такого брейн-шторма, стратегического планирования на 2023 год, что было очень полезно. И такие моменты очень сильно заряжают.
А также я летаю к команде. В тот момент, когда они были в Москве, я посещала их неделю в месяц или 2 недели в 2 месяца. Сейчас я стараюсь раз в 2-3 месяца летать к ребятам или в Ереван, или в Тбилиси. Мы организовывали executive offsite (исполнительный выезд) на 13 человек, на нашу команду, вместе провели в Турции неделю такого брейн-шторма, стратегического планирования на 2023 год, что было очень полезно. И такие моменты очень сильно заряжают.
– К каким цифрам и масштабам ты хочешь привести компанию и за какой срок?
– Мы вырастем до оборота в 100 миллионов в ближайшие 4 года.
– «Мы вырастем» – даже произносишь ты это с правильной формулировкой, как, знаешь, загадывают желания у Елены Блиновской на марафоне.
– Только так. Аффирмация: «Вырастем до 100 миллионов».
– А расскажи по поводу поиска какой-то жизненной энергии с помощью различных практик. Веришь ли ты в это? Может быть, ты увлекаешься какими-то практиками?
– Я всегда плавала. Много лет. Я плавала и в олимпийской юношеской сборной по синхронному плаванью, и спортивным плаванием занималась. То есть в моей жизни всегда было много спорта. Он помогает мне и выплеснуть негативную, агрессивную энергию, и успокоиться. Сейчас я бегаю, играю в теннис, в гольф, хожу на йогу. И для меня это такие методы восстановления себя и моменты для того, чтобы прислушаться к себе, успокоиться.
– То есть это не какая-нибудь випассана, на которую ты раз в год ездишь и молчишь по 10 дней?
– Я бы очень хотела съездить. Мне очень нужно на випассану.
– Мне кажется, это твой интроверт сейчас кричит: «Мне нужно на випассану, закрыться от всего мира!».
– Интроверт никогда не кричит.
– Я знаю, что вы получили большие инвестиции. В 2022 году какую сумму вы привлекли?
– Мы привлекли 500000 долларов в конце 2021 года, в декабре. И анонсировали это весной, в апреле, когда нам показалось, что это будет уместно.
– А как тебе удается привлечь деньги, помимо конкурсов, про которые ты рассказала, питчей, к которым вы готовитесь и на которых тоже можно получить какие-то гранты, насколько я понимаю?
– Там можно выиграть миллион долларов.
– Если вы выиграете миллион, это будет безвозвратная история? Просто выиграете на развитие своего бизнеса?
– Это инвестиционная история. По сути, это как раунд финансирования.
– Ты сама себя назвала интровертом. Как тебе удается вылезать из этой скорлупы и коммуницировать с людьми. Я сейчас говорю даже не про команду. Понятно, что с командой вы за какое-то время находите общий язык, уже друг друга знаете, любите, ненавидите. А вот совершенно чужие люди? Ты же всё время должна изучать рынок как фаундер, чтобы с кем-то покоммуницировать, набраться каких-то скиллов. Как у тебя этот процесс происходит?
– Иногда мне это дается очень просто, а иногда сложнее, в зависимости от того, как я себя чувствую, насколько я устала, что происходит в бизнесе, сколько у меня идей, сколько энергии.
Если посмотреть на тест 16 personalities, то во мне действительно больше от интроверта, но есть и часть экстраверта. У меня она заключается в том, что я очень люблю внимание. Я его люблю, когда оно мне нужно, и не люблю, когда оно мне не нужно. Думаю, что так у всех.
Плюс меня очень драйвят возможности. У меня сильно развита позитивная мотивация, и я могу, в принципе, себя побудить на всё что угодно. Мне не требуется внешняя мотивация, чтобы меня кто-то особо подбадривал. Я себе что-то придумаю и могу с этим играть, делать, очень долго идти в одну сторону, пока я туда не дойду. Сейчас это оборот в 100 миллионов.
По сути, балансируя вот этими составляющими, когда получается чего-то достичь, я чувствую большой прилив радости, эндорфинов, который фиксируется у меня в памяти и позволяет идти дальше. Даже если не особо хочется общаться, я помню, что в прошлый раз общение привело к чему-то хорошему, и все равно туда пойду, потому что знаю, что мой реворд будет приятным, таким, который мне нравится и который я хочу получить. Соответственно, эта история больше про нахождение баланса и про то, чтобы всё время помнить о целях.
Потому что бизнес действительно сложный, бизнес всё еще клиентский. Очень много кто воспринимает эмиграцию и помощь в эмиграции как что-то очень личное. Поэтому есть очень хорошие отзывы и есть клиенты, которые сильно переживают и пробуют переложить на нас ответственность за то, что происходит в стране, за свои страхи, свою фрустрацию. Поэтому в какие-то моменты бизнес очень тревожный, очень сложный. Приходится себя немного даже дистанцировать от чужих эмоций и чувств.
Но для меня самое главное, что это тот бизнес, в котором я могу принимать решения, в котором я работаю на проект и на себя, и что я могу реализовываться через него. Поэтому все минусы и сложности уравновешиваются тем количеством возможностей и свободы, которые у меня есть. Можно организовывать любой проект, можно организовывать конференции, можно куда угодно ездить, можно открывать рынки, можно нанимать очень крутых людей. У нас сейчас работают ребята, которые были топ-директорами Яндекса. Они переходят к нам. Те, кто получил через нас визу, остаются с нами работать. У нас эдвайзеры из Google и миллиардных компаний.
Если посмотреть на тест 16 personalities, то во мне действительно больше от интроверта, но есть и часть экстраверта. У меня она заключается в том, что я очень люблю внимание. Я его люблю, когда оно мне нужно, и не люблю, когда оно мне не нужно. Думаю, что так у всех.
Плюс меня очень драйвят возможности. У меня сильно развита позитивная мотивация, и я могу, в принципе, себя побудить на всё что угодно. Мне не требуется внешняя мотивация, чтобы меня кто-то особо подбадривал. Я себе что-то придумаю и могу с этим играть, делать, очень долго идти в одну сторону, пока я туда не дойду. Сейчас это оборот в 100 миллионов.
По сути, балансируя вот этими составляющими, когда получается чего-то достичь, я чувствую большой прилив радости, эндорфинов, который фиксируется у меня в памяти и позволяет идти дальше. Даже если не особо хочется общаться, я помню, что в прошлый раз общение привело к чему-то хорошему, и все равно туда пойду, потому что знаю, что мой реворд будет приятным, таким, который мне нравится и который я хочу получить. Соответственно, эта история больше про нахождение баланса и про то, чтобы всё время помнить о целях.
Потому что бизнес действительно сложный, бизнес всё еще клиентский. Очень много кто воспринимает эмиграцию и помощь в эмиграции как что-то очень личное. Поэтому есть очень хорошие отзывы и есть клиенты, которые сильно переживают и пробуют переложить на нас ответственность за то, что происходит в стране, за свои страхи, свою фрустрацию. Поэтому в какие-то моменты бизнес очень тревожный, очень сложный. Приходится себя немного даже дистанцировать от чужих эмоций и чувств.
Но для меня самое главное, что это тот бизнес, в котором я могу принимать решения, в котором я работаю на проект и на себя, и что я могу реализовываться через него. Поэтому все минусы и сложности уравновешиваются тем количеством возможностей и свободы, которые у меня есть. Можно организовывать любой проект, можно организовывать конференции, можно куда угодно ездить, можно открывать рынки, можно нанимать очень крутых людей. У нас сейчас работают ребята, которые были топ-директорами Яндекса. Они переходят к нам. Те, кто получил через нас визу, остаются с нами работать. У нас эдвайзеры из Google и миллиардных компаний.
– Как у тебя изменилась жизнь после 24 февраля? Как изменилась жизнь у компании?
– К февралю мы уже планировали открывать много новых рынков. Уже очень оживленно шла работа, потому что мы только закрыли раунд финансирования и активно нанимали людей, планировали рост.
Когда началась война, стало очень сложно. Первые 3 месяца мы были в абсолютном завале по работе, а я была в полном непонимании того, кто я и где я. Потому что уровень стресса был колоссальный: и нашего, и клиентов, и моего персонального (переживания за семью, непонимание того, на какой срок я не смогу вернуться в Россию, а смогу ли я увидеть семью вообще, смогу ли я увидеть бабушку, потому что она не сможет выехать из страны). Я себя доставала из этого, наверное, первые 4 месяца. Только к июню стало проще. Жизнь для меня начинает потихоньку возвращаться в какое-то привычное русло.
Я думаю, что у многих фаундеров, в том числе у меня, есть такой здоровый, а иногда нездоровый, нарциссизм: нам кажется, что всё хорошее и всё плохое происходит из-за нас и мы могли бы что-то сделать, для того чтобы этого не случилось. И постоянные попытки принять какие-то решения, чтобы где-то что-то стало лучше, и для команды, и для себя, и для семьи, очень выматывали. И только сейчас я начинаю возвращаться к режиму, где у меня есть и компания, и моя жизнь, я начинаю больше заниматься спортом и возвращаться к более спокойному состоянию.
Когда началась война, стало очень сложно. Первые 3 месяца мы были в абсолютном завале по работе, а я была в полном непонимании того, кто я и где я. Потому что уровень стресса был колоссальный: и нашего, и клиентов, и моего персонального (переживания за семью, непонимание того, на какой срок я не смогу вернуться в Россию, а смогу ли я увидеть семью вообще, смогу ли я увидеть бабушку, потому что она не сможет выехать из страны). Я себя доставала из этого, наверное, первые 4 месяца. Только к июню стало проще. Жизнь для меня начинает потихоньку возвращаться в какое-то привычное русло.
Я думаю, что у многих фаундеров, в том числе у меня, есть такой здоровый, а иногда нездоровый, нарциссизм: нам кажется, что всё хорошее и всё плохое происходит из-за нас и мы могли бы что-то сделать, для того чтобы этого не случилось. И постоянные попытки принять какие-то решения, чтобы где-то что-то стало лучше, и для команды, и для себя, и для семьи, очень выматывали. И только сейчас я начинаю возвращаться к режиму, где у меня есть и компания, и моя жизнь, я начинаю больше заниматься спортом и возвращаться к более спокойному состоянию.
– Но при этом параллельно у вас шел рост заявок. Наблюдался ажиотаж в компании в те 4 месяца, когда тебе было сложно? Как вы справлялись? Увеличивали штат сотрудников?
– Мы выросли в х10. То есть у нас, если сравнить I квартал 2021 года и I квартал 2022 года, этот рост составил 1200%. Это очень много.
– Но это же такой краткосрочный рост, потому что потом будет спад.
– Спада не произошло и у нас не произойдет именно из-за того, что мы открыли разные рынки: Нигерию, Индию, Бразилию – это рынки с постоянной высококачественной миграцией. У нас команда называет это «менять подковы на ходу». То есть мы в процессе строили технологическое решение, вводили новые автоматизации, нанимали IT, продажников, аккаунт-менеджеров. Я бы сказала, что мы до сих пор находимся в стадии гиперактивного найма, потому что компания растет очень сильно, растет каждый месяц, и, соответственно, тех людей, с которыми мы начинали, стало уже не хватать ни в плане количества, ни в плане компетенций. Поэтому сейчас мы интенсивно работаем над тем, чтобы усилить как раз executive команду, потому что появляется очень много людей, которыми нужно управлять и нас двоих уже стало недостаточно.
– Если бы тебе сегодня позвонил или написал Илон Маск и предложил полететь на Марс, ты бы согласилась поехать, зная, что это путь, возможно, в один конец?
– Я думаю, что да.
– Почему?
– Мы часто шутим в компании, что какие-то сумасшедшие идеи – это once-in-a-lifetime opportunity, что можно что-то сделать, но сделать это только один раз. И мне кажется, что если выбирать между такими идеями, то возможность полететь на Марс стоит существующих рисков.